Два рассказа: 

Один день без дождя.

Ласточки.





















Есть люди, для которых существование на земле всегда наполнено поэзией. Жизнь кидает их в города, заставляет крутиться на работе, бьёт и треплет, а они всё равно стоят, оставаясь самими собой. И умудряются остаться порядочными людьми, что удивительно по нынешним временам. А сохраняют ещё более потрясающее качество: поэтическое, ничем не замутнённое видение мира и ощущение единого с ним существования. Такие люди были всегда, да наперечёт. Мне посчастливилось иметь друзей этой золотой пробы. Одна из подруг, прочитав мои опусы в интернете, решила написать свои письма в форме рассказов. А я, прочитав их, решила, что такой простоты и поэтичности в видение мира и такого с ним единения мне достигнить не удастся. Так что два следующих рассказа принадлежит перу моей подруги, учителя физики, все зовут её Надежда (захотелось процитировать Ширвиндтовское: "красивое имя, а главное - редкое"). Рассказы помещены здесь с её разрешения. Написаны они этим дождливым летом 2017. 

Один день без дождя.

Спешу рассказать, как сегодня все были рады солнцу! Все зачирикали, запели, застрекотали. Даже лягушки заквакали, как весной, хотя их время уже прошло. Но больше всего меня поразили совы. Они разговаривали, уважительно поджидая, когда закончит говорить одна (или один), и тогда начинала вторая. Они говорили примерно так: " У-Ух, у…, у-Ух у…, ух-ух, ух-у." 

Одна сидела в кустах возле Ромкиной картошки (это мой сосед справа), а вторая у нас на березе сзади. Я слушала их на веранде, внизу уже было холодно и сыро, а на веранде еще тепло и солнечно. Слышу: по крыше кто–то топает. И, наверно, вытирает носик – звук характерный. Я слушаю. А по железу громко слышно. Топ-топ - к краю крыши. И вот заглядывает на веранду!  Вижу: лапки вцепились в край крыши, появился клювик и любопытные глазки. Кажется, воробей! –испугался меня, взлетел и чиркнул. Я только вернулась с прополки картошки.  Вокруг картошки трава по пояс, ромашки цветут, все благоухает и сияет в тёплых лучах солнца.  Володя (сосед слева) наладил мне косу, и я решила скосить часть травы. И косила! Вдруг слышу рядом с собой: "У-Ух, У… Ух , ух..." - сова! Смотрю: летит к березе.  Села она там, огромная, даже глаза видно. Я рванула сфотографировать, а она взлетела, да не одна оказалась – их там сидело двое. Полетели в Володин терновник. Жаль, сфотографировать не успела...

Вот без дождя совсем другая жизнь! Правда, комары и мошки тоже очнулись, наверстывают упущенное. Но я готова с ними мириться, только бы стояло тепло и были вот такие вечера как сегодня: тихо – тихо, спокойный закат и чистое небо.

В огороде тоже все повеселели: у огурцов появились усики, тыквы полезли друг на друга, кабачки цветут. Под сеткой краснеет клубника, а вокруг ходят и сидят на кустах сороки и те птицы, которые в прошлом году попали к нам в сетку. Столбом стоит горох, но еще тощенький, без горошин.  Зато лук гренадерский – стена! Только бы не сгнил.

Я и сама, как растение, с утра сидела возле бани, в траве, на маленькой лавочке, и впитывала солнце. Правда, разболелась голова. Легла наверху (на втором этаже) на матрас с сеном.  И уснула. Проснулась оттого, что услышала, как тётя Катя (соседка справа – Володина жена, ей 82 года) своим ключом открывает мою калитку.

А у меня лицо было намазано земляникой, и уже все присохло. Вот, думаю, сейчас предстану перед ее очи.  Бегом спустилась, отскоблила быстренько землянику, а тёти Кати всё нет и нет. Да это сороки по крыше гуляли, а наверху слышно хорошо, или воробей мой опять наведался, да спросонок и показалось, что тётя Катя.











Ездила за хлебом на машине, да перед домом, как заезжать, машина и забуксовала: это земля уже не может больше впитывать воду. Еле заехала. А завтра собираюсь в церковь – праздник, день Святых апостолов Петра и Павла. В церкви у меня есть свой коврик – там все стоят на ковриках. Холодно от пола. Да и на коленки вставать удобно. Свой коврик я, конечно, не найду, но все равно приятно.

Ласточки.

Утром открыла дверь на крыльцо. Еще через дверь поняла – жарко. После этих двух месяцев дождей начинаешь видеть солнце даже через дверь. Вот оно, солнце, жарким потоком хлынуло в коридор, заливает крыльцо, двор, лавочку. Мои босые ноги с удовольствием греются на теплых досках крыльца.

 Солнечный свет смешался с запахом цветущей липы. Перед домом, через дорогу, стоят четыре липы: одна вековая, две помоложе, лет так по шестьдесят, и еще одна молодая – лет двадцать. И все цветут. 

И тут я услышала колокольный звон. Звонили к заутрене.

Церковь поставлена так, что в нашей неровной местности ее видно отовсюду. И слышно.

 Подъезжаешь к родным местам и, как только увидишь ее крест или услышишь колокольный звон, думаешь: дома!  

За церковной оградой такая же мягкая зеленая трава, такое же синее небо, но какая успокаивающая тишина! 

 Возле церкви вросшие в землю могильные плиты. Надписи не разобрать, только едва читается год 17… Стены церкви старинной кладки. Такое массивное сооружение: прошли века, а никаких перекосов и проседаний.

Я поднимаю голову. По синему небу плывут облака. А кажется, что это купола и крест возносятся в небо. А там, в небе, такая открывается глубина и такой свет, теплый и благодатный, льется на тебя сверху, что вся душа замирает от восторга и упоения. Только и можешь прошептать: «Слава тебе, Господи!»
Эту глубину пронзают ласточки. Молча. Слышен только шелест их крыльев. Так много ласточек живет где–то среди куполов. 

Меня здесь крестили. Настоятель – протоирей отец Михаил. Мои родители, у которых он учился в школе, продолжали звать его "Миша". Он весь светлый и добрый. Его проповеди надо записывать. Сегодня это о парализованном, со словами Христа: "По вашей вере исцелю его". И слова отца Михаила, что каждый из нас, здесь стоящих, молится о ком -то, кто, возможно, и не верует, но получит помощь от Бога по вере нашей, - трогают душу. Вот и я молю о Божьей помощи моим детям, близким и друзьям.

После службы - бабушки-соседки спешат ко мне в машину. Я повезу их домой.
 После службы – колокольный звон. 
И ласточки обрушиваются вниз с шумом и щебетом. Стремительно падают и также стремительно взмывают вверх. 
И душа моя ликует вместе с ними.