Рассказ для женщин. Рожавших и нет.

Рассказ для женщин. Рожавших и нет. 

Если мы не будем рассказывать - история будет повторяться! 

Счастья всем нам, дорогие ЖЕНЩИНЫ!

Мужчины тоже могут прочесть... так, для общего образования. Испытать им это не предстоит, к моему сожалению... Бабоньки, если ваш мужик позволит себе вам сказать: "Подумаешь! ... родила!.." - можете ... (продолжайте предложение сами: оставить, развестись, отомстить, - поступайте по обстоятельствам, но не стоит он вас...)

"Мне нечего сказать человечеству"- не моя фраза преследует меня. Становится моей мыслью "мне нечего сказать человечеству". Конечно, нечего. Но где это человечество?  Я разговариваю с человеком. И всего с одним. Читающим эту книгу. И тебе даже нe обязательно дочитывать историю до конца.  Для меня важно, что взял в руки, прочёл пару страниц, "скучная обычная жизнь". Как у всех. Но жизнь. Странички "небольших рассказов".

Самое большое событие в жизни любой женщины - рождение ребёнка. Смешной и грустный рассказ о моей наивной юности. 

Воспитана я была моей бабушкой. То есть отстала от века лет на пятьдесят.

Школьное образование было классическим, то есть естественных событий жизни не касалось.

Секс, как известно, в прошлом уже (увы!) веке в России не существовал.

Мама на "эту" тему со мной никогда не разговаривала.

Так что многие события моей ранней замужней жизни ничего, кроме искреннего удивления, у меня не вызывали. Беременность была лёгкой: я "бегала" по улице, работала (коллеги-учителя только охраняли меня: "ходи в школе вдоль стены", "смотри, чтоб не ударили"), ни дня не болела.

Примерно за месяц до срока, меня обязали ходить на лекции в женскую поликлинику. Пришли мы, все с огромными круглыми животами. Расселись рядочками. И гинеколог, которая была врачом ещё во время второй (к счастью, не первой) мировой войны (а это уже 34 года спустя) повесила на стену два плаката: женское тело в разрезе и мужское. И стала нам объяснять, как происходит зачатие. Смешнее ничего невозможно придумать. А если вспомнить её объяснения, их абсолютную "научную" серьёзность: "И мужской половой член входит... оставляет сперматозоиды... И они бегут..." Я думала, что рожу прямо там. От смеха. Первая лекция дальше зачатия не пошла. А до других я не доносила.

Через неделю я с лёгкостью помыла полы во всей квартире. И это с тряпкой, вручную, с ведром воды, правда, наполненным наполовину. Проснулась утром с лёгким недомоганием. Просто хотелось спать. И не хотелось вылезать из постели. Перебралась в большую комнату, включила телевизор... и то просыпалась... то засыпала... Вечером пришла с работы мама, пришёл муж, стали обсуждать: вызывать скорую - не вызывать. Часам к десяти вечера приехал с работы папа - и решили вызвать скорую.

 Врач скорой был пьян. И настолько, что описать можно только старинным "в стельку" ("как сапожник " не подходит, всё-таки врач). Он подошёл ко мне и сказал с удивлением: "Так она же беременна..." - Мамино: "Конечно!" - " Так не больна же..." - " Но ведь рожает, в больницу везти надо." -  "Аааа... Понятно... Пусть одевается." И я натягиваю какие-то узкие колготки, платье, кофту, что-то удивительно неудобное... 
На этом моя юность кончилась.

Балашихинский роддом, где родилась в своё время моя мама, потом моя тётя, а в своё время и я, был построен сто пятьдесят лет назад. Тот "проклятый капиталист-эксплуататор", владелец хлопкопрядильной фабрики, построил больницу-роддом для своих рабочих, клуб для мастеров, школу небольшую для детей, общежития для рабочих. Всё стоит до сих пор. И многое работает и служит всё ещё исправно. В общежитиях живут, в клубе до недавнего времени было кино, кружки для детей, а сейчас похоронная контора (sic!) и что-то ещё. Больница-роддом стоит пока. Но рожают теперь в новом. (Новый роддом построили только в 1988, там родился мой сын. Но это отдельный рассказ.) Так вот меня привезли в "старый" роддом - и попросили подняться по красивейшей "кружевной" чугунной с крутыми ступеньками  лестнице на второй этаж. (Ну, конечно, роженицам просто необходимо подниматься по лестницам!) Тот пьяный врач прокричал снизу: "Она дошла?" Встречавшая наверху нянечка ответила: "Дошла." Мужу отдали мои вещи, и он уехал домой.

Это было в 11 часов вечера (или ночи?). В российских больницах-роддомах будущим мамам выдавали что-то типа рубашки для душевнобольных. По странным обстоятельствам рубашки всегда не "того" размера. Мне предложили две, на выбор: одна была короткой, выше колен, но на женщину вдвое-втрое шире меня. Вторая на гиганта, высокого и толстого. Я выбрала вторую: можно завернуться вдвое. Нянечка сказала, что душ впереди по коридору и она будет ждать меня. Душевая была большой комнатой без кабинок, с душевыми головками, просто торчащими из стены. Было холодно. (24 октября.) По-моему, ещё не топили, да и комната, обложенная кафелем, большая и холодная, и вода температуры давно заваренного чая, вяло текущая из крана, да и я, одиноко-голая в этой душевой, с приступами схваток, - всё это не согревало. Меня никто не звал, я выползла, когда перестала надеяться на воду чуть погорячее, боли чуть полегче... И нянечка отвела меня в комнату метров 20-25 квадратных. В комнате стояло около двенадцати кроватей. Все пустые. Те сетчатые кровати с хромовым ручками-спинками, на которых спало целое поколение, на которых родились все наши родители, все мы и рождались наши дети. Лишь одна кровать в углу комнаты была заправлена. Матрас, простыни, сиротская тощая подушка и тонюсенькое одеяло. Но возможность лечь, вытянуться, на минуту почувствовать покой - это ли не счастье в состоянии усталости, боли и неизвестности? И нянечка сказала:" Спи, ты родишь завтра утром, часов в шесть." Выключила свет, закрыла дверь... и я осталась в темноте, в этой пустой комнате с пустыми сетками кроватей, в одиночестве и тишине, если не считать доносившихся звуков радио.

 Мне было всего 21. Я не знала, как всё это происходит, чего ожидать, я просто считала: 20 секунд между схватками, терпи, доктора знают, что делают, это ещё можно вытерпеть, не кричи... Моё терпение кончилось, когда по радио пробило 12, когда боли приходили через каждые 15 секунд, я закричала: "Помогите." Мне всегда казалось это абсолютно смешным: тишина, если не считать моё собственное лёгкое постанывание, темнота и вдруг этот крик "помогите". Они выслали девочку-медсестру, моего возраста, посмотреть, "чего это она кричит" и посидеть со мной, " успокоить”, если возможно. Когда та девочка-медсестра поняла, что я уже рожаю, что голова моего ребёнка уже чувствуется, что осталось всего-ничего...Вот тут она сказала, что здесь рожать нельзя! (Мне всегда везло на смешные ситуации в жизни: если здесь рожать нельзя, то где можно?) Оказывается, надо встать и бежать в родилку! Равносильно подъёму по той кружевной лестнице. И  я села-встала и пошла по коридору...  

Не надо даже и предполагать, что родилка была в противоположной стороне здания и надо было пройти весь коридор, чтобы достичь того желанного разрешённого места, где в родильном доме можно рожать. 

В середине коридора я поняла, что идти не могу. Всё. Но упасть тоже не могу: пораню ребёнка. И я повисла на шее той девочки со словами словно из какого-то военного фильма: "Сестричка, не бросай меня..."  Тут и та поняла, что что-то нe так и закричала о помощи. Последнее, что я помню, - это открытую дверь и врачих за чайным столом с удивлением смотрящих на нас перед тем как рвануть на помощь.

 По-моему, где-то в середине ночи они вызвали бригаду - хирурга и анестезиолога - на помощь. Это уже когда Катька родилась. Анестезиолога не оказалось (а, может, его и не вызывали, мне трудно сказать). Я приходила в себя от боли и проваливалась в темноту от боли. Зашивать человека без анестезии - зверство. Зашивать женщину, только что родившую, без анестезии, - это выше моего понимания. Даже со всем моим знанием российских условий. 

Когда утром проснулась в постели уже в палате с 12 другими только что родившими бабами (извините, женщинами, но бабами, о нас там - более верно), то обнаружила группу врачей у моей кровати - у них был обход, но они пришли специально удостовериться, что я  "в порядке". 

"Ты нас вчера напугала... Смотрела на всех такими большими глазами испуганной селёдки..." (не вру, такое не придумаешь! Почему селёдки? А у селёдки могут быть испуганные глаза? Если могут, то, конечно, такую селёдку не забудешь.) Мне не разрешили вставать в течение пяти дней.

Ужас. Абсолютный ужас зависимости от других людей. Извините, просто по'писать? Ах, об этом в приличном обществе не говорят! Но все мы ходим в туалет. Лежать, терпеть, ой! К счастью, пришла нянечка, баба лет 40-50 (мне сейчас ... ой!, я - женщина, могу быть бабой, когда захочу. Но я - женщина. Есть категория в России, которую не назовёшь "женщины". Бабы, чаще добрые, жалеющие своих мужиков, иногда крикливые, иногда тихо голосящие, жалующиеся на свою судьбу, но тянущие ту лямку жизни до конца). Нянечка была доброй бабой: " Не стесняйся меня, доченька...Ох, как они тебя изуродовали...Чего надо - проси, глазки у тебя грустненькие..." Утром она же приносила завтрак, вдруг достала откуда-то печенье - "это тебе, ешь, ничего, тем бабам этого не надо, они здоровые..." Она подкармливала меня, приносила утку (кто не знает - это переносной горшок в больницах, то, чего я боюсь больше, чем неподвижности). У меня на руке не было кольца. Странный сострадательный и добрый разговор: “А мужик-то у тебя есть? А то у меня сын, твоего возраста, бездельник, конечно, но ничего, добрый, жалостливый... Если не замужем, то мы возьмём тебя... И с ребёночком. Ты хорошая." Я не помню её лица, но помню ту простую доброту, которая примиряет с ситуацией, облегчает просьбы об интимной помощи, помогает пережить боль. 
Мне в жизни везло на людей. 
Интересно, она бы взяла меня? 
Или просто так, жалела?

Помню, когда первый раз решила пойти в туалет (утром при обходе врачи дружно посмотрели... Ну, сами знаете, куда гинекологи смотрят. И важно сказали, что разрешают вставать. Тогда всё это казалось таким значительным, то, что сейчас смешно). До туалета добрела "по стеночке", нормально. Надо ли говорить, что туалет в больнице на несколько палат был один, он был вообще один на этаже, в этом туалете всего два толчка, один из которых был забит, не работал. А вот на обратном пути оттуда я чуть на потеряла сознание, остановилась у окна, ухватилась за подоконник, уверяя себя "не надо, не падай, постой немножко - и потихонечку назад..." Зачем это помнить? А говорить про это и вообще не прилично. Да я и не могла. Я почему-то считала, что я виновата, что меня зашивали, это стыдно... А боль испытывают все. И главное, Катька здорова, а я переживу, я - сильная.

Я рассказала всю эту историю мужу только лет через семь-восемь. В течение многих лет возможность забеременеть меня просто приводила в состояние физической паники. Страх физической боли...

Сейчас, здесь, в Америке, смотрела по телевизору пару раз программы о родах. Сначала казалось ужасным. Как это можно показывать?! Как женщина может согласиться на присутствие телевизионной команды во время родов?! Даже присутствие мужа (ведь он же мужчина!) казалось недопустимым. Потом пришло противоположное чувство: счастливые! у них нет той предвзятости, зацикленности, чувства "неприличности" в происходящем. У них есть только счастье, что будет РЕБЁНОК. И рядом мужчина, которого женщина любит, и ради этих двух она терпит. И тут, по сравнению с тем, что было в наших роддомах (я не знаю, что сейчас, всё-таки прошло более ... лет, как я была в последнем, но не думаю, что ту нашу систему можно так быстро-просто изменить) - тут и терпеть особо нечего. Укол эпидурала - если хочешь. Медсестра постоянно говорит, как, что... Рядом врач, да не один, ещё и с детским врачом... Нет, физической боли избежать нельзя, но та, которую я видела на экране, была не беспредельна.

Тогда, в уже далёкой молодости, когда через много лет после я смогла-таки рассказать мужу, как в действительности родилась наша Катя, он посерел и сказал, что если бы знал, то вместо цветов врачам, перестрелял бы их всех. 
Тут только рассмеяться! А дальше кто бы мне помог? 
Да и как-то я не чувствую, что они виноваты...

Рассказ второй:

https://leonak1.blogspot.com/2019/06/blog-post_29.html